Мастер испытывает неудобства в связи со своим внешним видом, пытаясь компенсировать это идеально выполненными делами.

Мастер спешит к контакту и общению с людьми, переоценивает его возможную роль и свои коммуникационные способности, не умеет с сохранением своего достоинства отказаться от общения. В общении мастер явно ущербен, и отношения всех окружающих людей с мастером "заморожены", напряжены. Однако по своим понятиям он считает, что этого не может быть, что это ошибка, раз он приносит делами пользу людям, помогает — это делает не каждый, и люди об этом знают. Мастер не хочет верить в заслуженную не делом, а видом и поведением изоляцию, в игнорирование, в дистанцию, а когда он верит в это или осознаёт это, то нередко сразу же бросается во все тяжкие служением, так сказать, "делегации от общества людей, нормальных людей". В таком болезненном положении он готов жертвовать своими интересами, если другая сторона подтверждает налаживание и улучшение отношений с ним.

Мастер не может оборвать или прекратить неудачный или провальный социальный контакт, затягивает и не обрывает явно не удающийся ему контакт — никак не может оборвать любой бесполезный диалог или социальную церемонию, ведь для него это шанс на перемены к лучшему в его отношениях с людьми. Это происходит из-за двойственной картины его самоидентификации: отрицательной — при окружающих в провальном и неверном общении, и положительной — в отличном выполнении своих дел, которое все остальные люди не видят, пока дело не доходит до одолжений или подарков им самим. Отличное выполнение дел в одолжение или в дар эти окружающие люди должны были бы заметить и перенести прекрасные свойства проделанной работы на мастера-исполнителя, но обычно происходит перенос неадекватности слишком качественного и слишком искусного исполнения работы кручением пальца у виска. И это мнение ещё и скрывается от мастера из-за его невежливости, нивелируя улучшение отношений. Выходит, что дело мастером сделано, а результата в отношениях с людьми не видно, и не о чем говорить.

Мастеру всегда можно сначала и заново начинать улучшение отношений по своему "методу добрых дел" (кстати, само понятие добрых дел многими забыто, так как они к добрым делам не прибегают), когда его мастерство в очередной раз подло и необъяснимо устраивает ему сброс многообещающего общения с частью окружающих людей, которые нуждались в помощи мастера для устройства своего личного хозяйства... Те люди, которым мастер помогал, уже не нуждаются в той помощи, которой они ждали раньше, ну а мастер по-прежнему нуждается в их положительной оценке.

Но правда в том, что все положительные качества, которыми обладает мастер, устраняются во время общения с окружающими людьми. И этот недостаток мастера очевиден и находится на виду у всех. Материальная компенсация, предлагаемая мастером под любым внешне посторонним предлогом, уступки — это воспринимается как должное, как плата за поддержание общения и неразрыв отношений с человеком неадекватного поведения.

День мастерства мастера начинается с надежды на улучшение отношений с людьми и на закрепление произошедших однажды многообещающих отношений или неверно истолкованных жестов. День мастерства мастера продолжается старательной и тщательной работой, уникальной по своему качеству и точности выполнения.
Жизнь мастера сопровождается слепотой к факторам несовершенства его отношений с людьми и бесполезности для социальных отношений и для самого дела высокоточного и высокотщательного исполнения своей работы. Прозрение, как только оно приближается, даёт мастеру только ощущение пустоты и ухудшения видимой картины и его возможностей всё улучшить. Ведь у него в распоряжении есть только одно положительное качество для улучшения отношений — хорошая работа. И сложно придумать способ ею отменить своё неумение общаться и понимать других людей с полуслова.

Для мастера вопрос желания или нежелания социального контакта сам по себе болезненный, ведёт к душевным страданиям. Привечая кого-то другого, он в первую очередь убеждён, что привечает сам себя. Особенно с болезненным пристрастием он привечает всех отброшенных и покинутых другими собеседниками людей (или животных). Он точно не знает, какую конкретную и деловую пользу он может получить от общения, у него нет никаких далеко идущих планов, но при этом он дорожит любым контактом, который не вызывал у него отвращения во время первого впечатления. Зная это на практическом уровне, разгильдяю важно произвести приманку — первое впечатление, чтобы завязалась их с мастером странная дружба.

Мастер очень зависим от отношения окружающих людей, но не в состоянии добиться от них себе признания и уважения. Он добивается этого вежливого и справедливого отношения за свой трудовой вклад однажды или дважды, ценой урона своего достоинства и постепенной утраты смысла продолжать добиваться этого и впредь. Из-за этого мастер является желанным финансовым кредитором для окружающих, он идеальный кредитор для возможности заёмщику не возвращать ему занятую сумму денег — о страхе мастера требовать возврата денег знают все окружающие. Понимая это, мастер пытается добиться своего демонстрацией невежливости — саботируя возможный контакт, но это не помогает, так как место шута им уже занято и деньги уже заняты, а вот для полезной в будущем перемены к лучшему своего места в обществе одной лишь внешне беспричинной невежливости недостаточно.